Ее брат, копия сестры, только с бородой, был предсказателем судьбы и, пожалуй, самым мрачным типом в труппе. Никто не знал его имени, так как мужчина считал, что это испортит его дар. Поэтому все называли его братом Молике.
Красавица Велина, уроженка Соланки, играла на лютне и чудесно пела. Все заслушивались ее балладами о таувинах. О Джеве Пламенное Слово, влюбившемся в королеву асторэ и отправившемся за ней на ту сторону, после того, как Катрин Золотая Искра убила врага человечества. О Юзель Вонзающей Копье, спасшей Эльган от шауттов. О Виле Серебряном Гневе, который на пороге столетия влюбился в юную великую волшебницу и отправился искать молодость в мир Трех Солнц и Двадцати Лун, куда не знали дорогу даже Шестеро. О Громе Грозе Великанов, последнем из легендарных таувинов, отказавшем Скованному в своей лояльности, и той ужасной мести, что упала на всю семью великого рыцаря.
Песен было много. Лавиани, обычно сидевшая в стороне от основной компании, слушала их под звездным небом, прижавшись спиной к колесу фургона. Ей нравились баллады Велины и те эмоции, что они вызывали. Во время выступлений сойка видела, как люди, слушая соланку, смеются или плачут.
Рехар, с трудом ходящий старик, в прошлом канатоходец, сорвавшийся во время представления, переломавший себе ноги, таз и ребра, больше не веселил публику. Он был старинным другом Ирвиса, жил в одном фургоне с его семьей. Рехар оказался хватким малым, въедливым и внимательным, и был правой рукой хозяина цирка, часто участвуя вместо него в переговорах с городскими и деревенскими советами. Он собирал все деньги после выступлений, распределял их между артистами и являлся незаменимым человеком во время организации представления.
Чик и Тик – близнецы из Дарии. Они выступали с акробатическими номерами, прыгая через скакалку, вертя обручи и делая сальто на узкой доске, которую обычно держали Алин и Ирвис. Их постоянно путали, потому что женщины носили одинаковую одежду, одинаковые прически и то и дело называли себя именем сестры.
Лавиани заслужила их уважение – она не ошиблась ни разу, обращаясь к ним. Для сойки это было довольно простым ребусом. У близнецов все же имелось одно различие – у Тик сердце располагалось справа, а не слева, как у большинства людей. Такое встречалось, хотя и довольно редко, но, кажется, в труппе мало кто об этом догадывался. А Лавиани и не надо было гадать.
Она просто слышала.
Оставшиеся участники цирка – дети от трех до девяти лет. Имена четверки сойка даже не удосужилась запомнить – они ее совершенно не интересовали.
Шерон и Лавиани достались верхние полки в одном из зеленых фургонов, где жили Чик, Тик, Молике и трое их сыновей. Довольно тесно и порой шумно (хотя детские вопли не выводили сойку из себя так, как долгое соседство с Тэо), но ей было не привыкать ютиться в узких пространствах.
Часто сойка не возвращалась в фургон до поздней ночи, предпочитая путешествовать на крыше и большую часть времени проводя в одиночестве и наблюдая за окружающим миром.
Наступил месяц Снегиря, но здесь он ощущался так, словно уже заканчивался месяц Единорога. Деревья вокруг стояли зелеными, пахло черемухой, и вот-вот должна была расцвести яблоня.
До Талта оставалось совсем немного, и за то время, что они путешествовали с цирком, сойке довелось поучаствовать в шести представлениях.
Больше всего споров вызвал наряд сойки. Его сшила Мьи, из старых сценических костюмов, хранившихся в одном из мешков с реквизитом. Лавиани уперлась рогом и собиралась сражаться с костюмом до победного конца, и только Шерон смогла ее убедить.
– Я похожа в этом на старую ворону! – злилась сойка, изучая в зеркале свой угольно-черный наряд с бахромой на рукавах, которая действительно походила на крылья.
– Давай поменяемся? – предложила указывающая.
Новоявленная метательница ножей скептически осмотрела девушку в лимонно-желтом обтягивающем трико.
– Ну уж нет. С таким же успехом можно выступать голой. Как ты вообще согласилась на эту кожу?
– Не стану спорить с Вьет из-за таких пустяков. Они говорят, что зрители должны глазеть на меня.
– Тебя это не смущает?
Шерон рассмеялась:
– Меня куда больше смутит, если они все превратятся в заблудившихся, а при мне не будет моей сумки. Слышишь? Гит и Ливен заканчивают. Сейчас наша очередь выходить. Ты готова?
Сойка кивнула.
На первом выступлении она едва все не испортила, собравшись избавиться от своих ножей за первые десять секунд. Но увидела Вьет, стоявшую в первом ряду, и вспомнила все то, чему ее учили. Неловко поклонилась, театрально показала публике: ножи, топор и серп. Последний был позаимствован на близлежащем поле, после сражения с одиноким пугалом.
Сперва Лавиани бросала ножи без повязки, затем Чик, ассистирующая ей, закрыла сойке глаза.
Когда последний нож задрожал в опасной близости от головы Шерон, публика разразилась аплодисментами и восторженным свистом. Сойка, сама того не желая, почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбке. На сцену дождем стали падать мелкие монеты, и Чик, вооружившись шляпой, стала собирать заработок.
В тот день их вызывали выступить еще четырежды. Ирвис потирал руки и восторженно шептал:
– Успех! Спасибо Шестерым, какой успех!
Люди оценили ее мастерство и смелость Шерон, а это было, вне всякого сомнения, приятно. В двух городах им подарили цветы, а начальник стражи, впечатлившись действом, расщедрился на целую рен-марку.